В 1986 году юный москвич Иван не поступает в университет, проводит своё последнее беззаботное лето в мытарствах: чуть-чуть бунтует и многого не знает. А потом уходит на войну. Формально юноша отправляется в армию, но военная служба в преддверии перестройки не сулит ничего хорошего – горячих точек и военных конфликтов хватает всегда, а уж в неспокойные девяностые они вспыхивают с новой силой. Возвращается (на экраны, в жизнь, в общество) Ваня уже не длинноязыким парнем с неопределенным будущим, который может «ляпнуть, сам не зная чего», а молчаливым Данилой с неясным (на самом деле вполне понятным) прошлым, который привык решать вопросы не словом, а делом.
За десять лет отечественный экранный герой трансформируется из юного максималиста Ивана Мирошникова из картины «Курьер» (реж. Карен Шахназаров, 1986) в реалиста Данилу Багрова из дилогии «Брат» (реж. Алексей Балабанов, 1997). Чтобы затем погибнуть на перепутье тысячелетий.
Или по-другому – не было войны в жизни Ивана, но была перестройка. Она засасывает молодого человека в новую реальность, где отныне надо наживать капитал, «решать вопросы» и желательно подольше оставаться живым. И вот Ваня пополняет свой вокабуляр новыми словечками «рэкет», «базар» (и что его нужно почему-то фильтровать), «новый русский», «ваучер», «крыша» (а ей почему-то платить), попутно пытаясь оседлать несущуюся кобылу лихих 90-х и окучить доселе невиданную ниву предпринимательства. А затем тоже погибает – то ли взаправду, то ли понарошку, инсценируя свою смерть, чтобы попозже «легализоваться». Но это, как говорится, уже другая история.
Так или иначе, Ваня теряется в «тучных» и «глянцевых» нулевых и пропадает с экранов. Новые времена требуют новых героев. Казалось бы, прошлое десятилетие со своими конкретными и далеко не гуманистическими установками ушло безвозвратно, но нет. На смену приходят бравые «менты» – противоречивые завсегдатаи прайм-таймов телевизионных каналов. Их реакционные образы постепенно сливаются с врагами, транслируя всё то же: убийства, грабежи, наркотики – всё к одному, всё об одном, все о прошедшем. Борьба закона и криминала становится сначала бессмысленной, а потом и вовсе карикатурной, окончательно порывая с реальностью. Зритель говорит «не верю» и оказывается прав.
Этот разрыв усугубляется и отказом от традиций отечественного киноязыка. «Примерка» голливудских шаблонов приводит к тиражированию стереотипных и поверхностных черт русского характера: алкоголизма, тунеядства, псевдогеройства и инфантилизма. О герое поколения речи не идет, культурно-национальная система рушится. Островком надежды в этом море калькированных персонажей становятся редкие авторские картины с преимущественно «ищущими героями» («Возвращение» Звягинцева, «Остров» Лунгина, «Свободное плавание» Хлебникова и др.), но они лишь подтверждают – современный герой потерялся.
Тогда появляется целая плеяда военных, спортивных и исторических эпопей о героическом человеке, жившим, кажется, совсем в другой стране и когда-то уж очень давно. Авторы отдаляются от современности, сторонятся нынешней жизни, пасуют перед ней. Хоккеисты, футболисты, космонавты, солдаты из прошлого (чаще – советского) всех побеждают и достигают небывалых высот, а авторы фильмов про них, словно потакая своим героям, тоже тяготеют к эстетике советского киноискусства, не забывая при этом использовать выученные недавно западные приемы и методы. Получается спорно.
Десятые годы привносят в кино красивых и успешных героев снаружи, но совершенно пустых внутри. Авантюристы, бизнесмены, молодые мажоры, чьим главным критерием «геройства» становятся деньги и «успешный успех», пестрят на экранах разного рода «активностями», но напрочь лишены способности на поступок не физический, а метафизический. Неподлинные герои с размытыми ценностями и неопределенным отношением к миру лишь острее акцентируют проблемы общества, задавая тем самым вопрос: а сегодня герой вообще какой?
Ответы разные. Это может быть интеллигент-неудачник, например, школьный учитель с алкогольным пристрастием, но не лишенный человеческих чувств и тяготеющий к духовному («Географ глобус пропил», реж. Александр Веледенский, 2013). Или работник скорой помощи, жертвующий собой ради спасения других (привет, советский труженик семидесятых), но не способный найти понимания с родными («Аритмия», реж. Борис Хлебников, 2017). Или даже молодой сирота, внезапно узнающий, что у него жив отец, бывший криминальный авторитет (привет, девяностые), который, в общем-то, ему не сдался, но на горизонте маячит долгожданная жилплощадь («Как Витька Чеснок Вез Леху Штыря в дом инвалидов», реж. Александр Хант, 2017). А еще футбольные фанаты («Околофутбола», реж. Антон Борматов, 2013), изнеженные и заскучавшие хипстеры из «потерянного поколения» («Кислота» , реж. Александр Горчилин, 2018) и пассионарии-провинциалы («Дурак», реж. Юрий Быков, 2014).
В канун третьего десятилетия становится понятно – правда сегодняшней жизни никому неизвестна, но запрос на ее художественную рефлексию становится актуальней: ее смыслов, образов и конечно – героев. Десять лет прошло с момента выхода картины «Дом» Олега Погодина, в котором герои и антигерои всех исторических периодов, культурных и социальных пластов убивают друг друга, расчищая поле для новых художественных образов. Но они множатся пока только количественно, а не качественно. Может, героя, олицетворяющего эпоху, больше и не надо вообще? Или, может, их вообще несколько? Даже если взглянуть на общемировую тенденцию, то невольно удивляешься – самым узнаваемым образом сегодня оказывается абсолютный антигерой «Джокер», злодей на баррикадах и униженный маленький человек. Это абсурд или «новая нормальность»?